– Ты ж год с ней работал! Божился, что всё освоил!..

– Ну, бальзачок стандартный, инъекционный. Тампонирование, глаза, рот. Обколоть, подкрасить – это пожалуйста!

– Почему у Ремчуковых франкенштейн в гробу лежал, а не старуха?!

– Бабке щёку раздуло, когда морду прокачивали…

– Влад, – придавил с угрозой Гапон, – ты бы до сих пор в Ставрополе своём сочинял про котлеты из трески с горбушей: “Хочешь – ешь, а хочешь – кушай!” Мерчендайзер хуев! Ты ж меня как мудак последний подставляешь! То шов протечёт, то глаз посреди прощания откроется! Байки из склепа, блять!..

– Не нравится вам зять, ебите дочку сами! – племянник окрысился в гапоновской манере. – Давай, увольняй! Верни конченую обратно! Она только рада будет, справедливость у тебя наведёт!..

Иваныч сунул телефон в карман куртки, посмотрел на меня и мотнул лицом на входную дверь: “Выйдем”. Я почему-то решил, что он тоже всё слышал.

Иваныч первым спустился во двор, сбежал по ступеням, а я для лихости съехал по скользкому пандусу, как с горки. Мы встали возле окна рядом с бетонным крыльцом. Под ногами звякали разбитые вдребезги сосульки. Я на всякий случай поглядел наверх, но карниз крыши был чистым, разве что с оползающей шапкой пористого снега.

“Скорой” и дух простыл, а зелёные створки ещё закрывались – медленно, словно нехотя, и всё никак не могли сомкнуться. Я посмотрел в противоположную от ворот сторону, где колдобистая дорога перетекала в асфальт. Дальше начиналась расчищенная тротуарная плитка, а кирпичный забор сменяла мощная чугунная решётка аж до проходной, которую когда-то штурмовали похоронщики из “Мемориал-авто” и “Городской похоронной”.

Часовня оказалась не самостоятельным объектом, а пристройкой к большому трёхэтажному новоделу, и была намного выше, чем представлялось по ту сторону морга. Она напоминала огромную керосиновую лампу, так много в ней присутствовало стекла, витражей в траурных тонах – синих, фиолетовых. Сам же новодел выглядел как помесь торгового павильона с молельным домом какой-нибудь религиозной организации, типа “Свидетелей Иеговы”. “Элизиум” с патологоанатомическим отделением соединяла длинная, с непрозрачными стеклопакетами галерея, чью белую стену я наблюдал из окна. Она тянулась через весь двор, и наверняка по ней и катили из холодильника морга гапоновских покойников…

– Есть у меня подозрение, – Иваныч выдержал проницательную сыскную паузу, – что ты здесь, чтоб постукивать Мултанчику. В эту мутотень с бабой и дракой я не верю!

– Ну, не верьте, ваше право, – ответил я рассудительно.

– И если узнаю… А я узнаю, уж поверь, – цедил дальше Иваныч. – Накажу!

Я пожал плечами. Глянул на входную дверь, но Гапон задерживался.

– Не знаю, что там Аркадию Зиновьевичу про тебя напели, но как по мне, – закончил Иваныч на выпяченной презрительной губе, – ты здесь нахуй не нужен! Понял?

– Да только вот твоего мнения никто не спросил, да? – отозвался я тыкающей издёвкой. Уставился в его жёлтые волчьи радужки. – И знаешь почему? Потому что кое-кто с заданием не справился и дорогу к СМО просрал!..

Я не успел насладиться злословием. И взглядами пободаться тоже не довелось. Вальяжный Иваныч неожиданно психанул:

– Ты чё, бля?! – и по-дворовому взбрыкнул руками – толкнул.

Получилось забавно. Я, отшатнувшись, наступил со всего маху на ледяной плинтус под стеной, поскользнулся на нём же, съехал ногами вперёд, попутно подсекая и тяжёлого Иваныча. Рухнули в итоге оба. При этом Иванычу основательно досталось от меня локтем по рёбрам, так что он болезненно хекнул. Но ответить ударом не успел. Или не решился.

– Оставил, бля, без присмотра! – прозвучал с крыльца раскатистый голос Гапона. Рядом Капустин поддерживал шефа под локоть. – Чего не поделили?

Мы яростно отпихнули друг друга, я и Иваныч. Встали, брезгливо отряхиваясь от снежной, с тёмной бензиновой гнильцой каши.

Гапон изучал меня с каким-то обновлённым любопытством:

– А ты, Володя, я погляжу, просто чёрт, а не ребёнок: молоко выпил и соску на хуй надел!.. Пяти минут не прошло, а ты уже моего начальника службы безопасности в снегу извалял…

– Да кто, блять, извалял?! – взбеленился окончательно Иваныч. Остервенело зарылся рукой под мышку, точно вылавливал назойливую блоху.

– Вот чего ты там шаришь? – сказал я чуть оглохшим после удара об землю голосом. – Ствол, типа, ищешь? И чё, если найдёшь, реально выстрелишь? Вот мент, как есть!

– Аркадий! – Иваныч после моих слов тотчас сделал вид, что не хватался показушно за пистолет, а лишь поправлял кобуру. – Тебе стукача впаривают! Крота! А ты не врубаешься! Он Мултанчику на тебя стучать будет! Ты ещё не понял?! Это ж всё галимая разводка про тёрки с братом!..

– Пф-ф-ф… – Гапон длинно, на улыбочке, выдохнул. – Успокойся, Андрей Иванович, всё под контролем.

– Хуя! Под контролем… Но я тебя предупредил! – Иваныч умывающим жестом вытер мокрые ладони о куртку. Прошипел на меня: – Баклан, ёб твою!

– Обмудок старый! – огрызнулся и я на Иваныча, обидевшись в основном за “крота”. Хотя позже до меня дошло, что он вряд ли имел в виду мою фамилию.

– Андрей Иванович, – мягко пожурил его Гапон. – А вот культурный человек сказал бы не “ёб твою мать”, а “я вам в отцы гожусь!”… Цыц! – вдруг вскричал.

В повисшей тишине стало слышно, как из кармана Гапоновского пальто набирает громкость “Одинокий пастух”. Я не мог поверить ушам, но второй раз за сегодня звучала пан-флейта. Вот только посыл был уже другой, точно утреннюю “мелодию моего сердца” теперь насвистывал сидящий на корточках гопник.

– Тихо, бля! – снова потребовал Гапон. – Моя Вагина Клиторовна меня домогается… – прижал указательный палец ко рту. – Алё?! Приве-е-ет, котинька… – пропел с фальшивой умильностью. – Да, всё хорошо… Да…

Капустин тем временем вытащил из кармана куртки вязаную шапочку, натянул, подоткнув под края свои белёсые волосы. Затем со вздохом подобрал чёрную, размером со старую “моторолу” рацию, которая, оказывается, слетела с пояса Иваныча во время падения. Протянул ему. Иваныч хмурым кивком поблагодарил. Прицепил щелчком к поясу.

– И тебя тоже, родная… Пока, цём-цём! – Гапон, продолжая улыбаться, спрятал мобильник. Затем поманил меня и Иваныча: – Мужики, серьёзно говорю, харе́ конфликтовать! А не то палкой вас наебну!.. – и, посмеиваясь, погрозил тростью.

Мы, точно нашкодившие школьники, исподлобья переглянулись. И промолчали.

– Мирись-мирись… О-ох!.. – Гапон с хрустом потянулся. – А в жопу не ебись!

Все, как по команде, облегчённо заулыбались: Капустин, Иваныч, я сам. Не потому, что это было так уж смешно. Просто Гапоновское шутовство по факту было единственным, вокруг чего можно было хоть как-то временно примириться.

– О чём это я. Что пора и дела обсудить! – сказал Гапон. И прибавил персонально: – Тебе в качестве информации для размышления, Володя. В “Элизиуме” под началом Андрея Ивановича с десяток человек охраны. Слыхал поговорку про зайцев?